"Тише, мой чалый, да не пряди ушами, жизнь впереди, и жизнь по пятам за нами. Смотри, мой чалый, как знает тропу Эзар, смотри, как красиво в горы идет гроза - синие с красным всполохи за рекой: и скажет ли кто, что не ярко горел Вашной? Долгой дорогой, дольше чем наши все, принца несет имперская карусель - повесть о том, как закалялось сердце, или о том, как сердце отдать грозе.
Скоро привал - маякует майор Арман... слушал о нем, будто читал роман. В каждой главе - герой, только сам не свой, спрячь за горой секрет - принесет с горой. В кейсе Армана маски на всякий вкус, в комме письмо жене: Леди, я вернусь, не залечите там от волнения полполка, здесь за горой соловьи и весна пока.
Эх, дороги, - вздыхает в ночь госпожа Форвиль, есть у бетанских женщин особый стиль. Ну, например, успешной ассимиляции: не просто взорвет, а успеет поиздеваться, нам и самим не свойственны полумеры - лет через дцать, но быть и ей офицером!
...Нам бы напиться, но вышел приказ не спиться. Дует заварку доблестная полиция - третьего дня прошел истеричный ржач... Все неженаты, родина жди, не плачь.
Мы новобранцы, нам обещали службу, только сначала семьдесят миль на ужин, вот лопата, малыш, кури да копай окоп, у нас планета, нам не до пули в лоб. В полной раскладке, с тапком и саплопаткой, что сам поймаешь, тем, мол, и будешь сыт. Вот оно - то, что от седла болит.
А это Петер, в голове всё кони до ветер, в руках тепло и поводья, раз в полгода - Скучали? Вот я!.. С ним уходят те, кто хоть раз да понял, что не медовуха про честь, не кони, что стрелять - так собственными руками, что любить не сейчас, а когда настанет, что такое есть от чего не лечат, что рассвет под прицелом - еще не вечер, и бояться нечего или нечем.
Хоронить своих - так целыми городами, а кто не с нами наказан тем, что не с нами. Опять паясничаешь, смеешься, пьешь все... к черту, Петя, уж ты-то точно вернешься: в наших краях в бою последним падает знамя."
(с) Артур Фортьенн